Россия. Десять лет после Крыма

The Moscow News

20 февраля 2024

Сегодня, 20 февраля – 10-летие начала спецоперации по «возвращению Крыма в родную гавань», если отсчитывать её по дате на известной медали.

За эти десять лет мы не раз слышали, что Владимир Путин «подписал себе приговор», Россия стала мировым изгоем, экономика страны практически разрушилась, а народ не потерпит очередного ограничения своих прав и надругательства над братьями-украинцами.

Сегодня стоило бы оглянуться назад и признать, в какой мере сторонники этих взглядов были неправы.

Знать свой народ

Сорок лет назад генеральный секретарь ЦК КПСС и многолетний глава КГБ СССР Юрий Андропов сказал: «Если говорить откровенно, мы ещё до сих пор не изучили в должной мере общества, в котором живём и трудимся». Его последователи, пришедшие к власти в России в 2000 г., обладали на удивление лучшим пониманием страны, оказавшейся под их контролем. Пока многочисленные эксперты умилялись «путинскому консенсусу», якобы состоявшему в «обмене собственности на свободу», в Кремле вынашивали планы перехода от достижения экономических целей к реализации геополитических устремлений.

Присоединение Крыма стало, как теперь можно судить, не «началом конца» путинской эпохи, а знаком обретения ею своей зрелости.

События 2014 г. воодушевили народ — как это часто случалось в условиях прилива военного патриотизма, — но они положили начало периоду демонтажа прежних представлений о нормальности. Мало кто мог предположить, что после полутора десятилетий относительно стабильного курса рубля, стремительного роста благосостояния и рассказов о том, насколько «свобода лучше, чем несвобода», население примет десять лет стагнации доходов, трехкратную девальвацию и переход к мягкому террору практически бессловесно. Однако это случилось, показывая всем нам, что Кремль лучше понимает россиян, чем когда-то правившие страной, а теперь бегущие из неё либералы.

В России — которая столетиями была империей, но так и не стала нацией — элемент государственного величия уступает жажде буржуазной жизни только в относительно редкие исторические моменты тотальных неудач (как, например, после Крымской войны 1854–1855 гг. или поражения в «холодной войне»). Когда повседневные проблемы притупляются (не говоря уже — решаются), великодержавные мотивы снова обретают повышенную значимость.

Тонкость кремлёвского подхода после 2014 г. состояла в том, что власти потратили почти десять лет, чтобы сместить акценты с экономических успехов на геополитические, не допуская обрушения уровня жизни населения. Конечно, некоторая проблемность была очевидной — но она допускалась ровно в том масштабе, какой мог быть легко компенсирован величием побед и объяснён враждебными действия внешнего окружения.

Разворот от экономики к геополитике был столь выверенным, что люди не ужаснулись войне в Украине, а во многом приняли её и стали находить удовлетворительные объяснения и действиям Кремля, и собственной позиции.

Три нерешаемые задачи

Десять лет, прошедшие с присоединения Крыма, стали периодом самой масштабной трансформации российского общества. Кремль сумел шаг за шагом заставить россиян смириться с разрывом традиционных связей с миром, беспрекословно затянуть пояса, не возражать против повышения пенсионного возраста и кратного увеличения военных расходов.

Мы видели, как за эти десять лет с улиц и площадей исчезли стихийные митинги, а поддержка альтернативных политиков стала во многом гротескной: ни тысячи подписчиков интернет-ресурсов Игоря Гиркина не появились у суда в день оглашения ему приговора, ни десятки тысяч подписантов за Бориса Надеждина в какой-либо форме не материализовались после недопуска его на выборы.

Даже «раскола элит», который предсказывали практически все оппозиционеры, не случилось — никто из чиновников не сбежал из страны, а большинство «олигархов» смиренно вернулись из далёких краёв на службу Кремлю.

Владимиру Путину за эти десять лет удалось решить три задачи, каждая из которых могла считаться нерешаемой.

Во-первых, он выстроил основы авторитарной по сути, но электоральной по форме системы, функционирующей в условиях относительно свободного доступа к информации и открытых границ — о чём во времена Юрия Андропова было невозможно помыслить.

Во-вторых, он, постоянно говоря о советских ценностях, сумел заставить население забыть, что одной из них (пусть даже формально) была борьба за мир — и создал новую реальность, в которой люди готовы к войне за сохранение существующего порядка вещей, а это значит, что заинтересованность в нём — не фигура речи, она укоренена в сознании миллионов россиян.

В-третьих, за эти годы Путин разорвал «связку» собственной поддержки как с экономическими успехами, так и с распространением в обществе успокоенности и нормальности, ранее воплощавшихся в воображаемом единстве с «цивилизованным» западным миром. Последнее, я бы сказал, делает нынешний российский режим прочнее даже китайского, который не переживал (и, скорее всего, не переживёт) «размена» экономического роста на достижение иллюзорных геополитических задач.

Путинизм после Путина

В 2014 г. подавляющее большинство моих друзей и коллег были убеждены в непрочности власти Кремля, всего за пару лет до этого оспаривавшейся «белоленточниками». Я же ещё в 2013-м высказывал мнение, что до 2024 г. у Путина не возникнет ни малейших проблем в пролонгации своей власти, да и «проблема-2024» в том или ином виде будет решена, причем без привлечения «преемника».

Как мы видим, режим не только дожил до 2024 года — он, судя по всему, стал намного более прочным, чем был десять лет назад. Утверждая это, я не говорю о безграничной народной любви к Кремлю (таковая выглядит явным преувеличением) — я утверждаю лишь, что российские элиты намного лучше представляют себе, какими инструментами давления на народ они обладают, насколько жёстко они могут реализовывать свой курс и — что важно — сколь бессильны их оппоненты.

Всего через месяц, в десятилетнюю годовщину формального присоединения Крыма, Путин будет переизбран на пятый президентский срок — и, вполне может быть, не последний. И самым важным вопросом, который стоит задавать себе на протяжении второго посткрымского десятилетия, является вопрос, насколько созданная Путиным система способна его пережить.

Это не праздный вопрос, и ответ на него неочевиден. Ещё недавно многим казалось, что «неизбежная победа Украины» станет катализатором коллапса российской власти, а одухотворённые диссиденты выслушивали приговоры о многолетнем заключении с уверенностью в скором освобождении революционным народом. Сегодня я не вижу ни близких перспектив украинской победы, ни тем более приближения перемен в России. Слишком велико число наших соотечественников — от кремлёвских чиновников до бизнесменов и от работников ОПК до пенсионеров, — которым смена режима может принести больше проблем, чем выгод. Поэтому «третья декада Владимира Путина», о наступлении которой я писал ещё в 2020-м (оригинал статьи предсказуемо исчез с тех пор с сайта «Сноба»), может оказаться даже дольше, чем ограниченное четкими датами очередное десятилетие…

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ,

доктор экономических наук, профессор, директор Центра исследований постиндустриального общества (Москва)